пятница, 25 ноября 2016
Когда пройдёт пять лет...
Есть у Федерико Гарсиа Лорка такое произведение, КОГДА ПРОЙДЁТ ПЯТЬ ЛЕТ, "легенда о времени в трех действиях и пяти картинах".
Стихотворную его часть бесподобно перевёл Анатолий Михайлович Гелескул.
И сегодня — пять лет, как его не стало.
...................................................... ...............................................
Впервые я увидел Анатолия Михайловича в 2007 году, девять лет назад.
Собственно говоря, тогда мы и познакомились.
Хмурый московский вечер, Овальный зал Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино на Николоямской, 6.
Гильдия "Мастера литературного перевода" вручает ежегодную переводческую премию "Мастер".
Поднимается и выходит вперед невысокий, худой человек.
Негромким, глуховатым голосом говорит слова благодарности за оценку своей работы.
И начинает читать свои переводы.
Это был первый и последний раз, когда я слышал выступление Анатолия Михайловича со сцены вживую.
Не по бумажке, наизусть.
С испанского, польского, французского.
Он читал так, как может прочитать лишь автор.
Потом, не один раз, я бывал на многих выступлениях и вечерах, где переводы Гелескула читали разные люди: любители поэзии, переводчики, известные поэты и даже профессиональные актёры.
Но тот, первый, раз — запомнился лучше всего.
Я слушал строки, которые читал до этого много раз, которые знал наизусть — и всё воспринималось по-новому, как в первый раз, много лет назад, когда я открыл для себя поэтическую вселенную Гелескула.
Бесконечно жаль, что не было возможности сделать видеосъёмку того вечера.
Но упущенного не вернуть.
Да и не любил он официальщины, терпеть не мог шумихи и внимания к себе.
И вот, сегодня, когда прошло уже пять лет, как его нет с нами, но есть и будет его Поэзия, магия его слова, я хочу вспомнить несколько стихотворений, которые я услышал в тот вечер.
----------------------- --------------------------- ---------------------- ---
Ф.Г. Лорка
***
Август. Персики и цукаты,
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.
И смеется тайком початок
смехом желтым, как летний зной.
Снова август. И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.
ПРЕЛЮДИЯ
И тополя уходят –
но след их озерный светел.
И тополя уходят –
но нам оставляют ветер.
И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет –
и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Леопольд Стафф
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали –
Ненастного мира нездешние гостьи –
Искать себе места на тихм погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука –
Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то – не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота – и чужие хоронят...
А где-то пожаром спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
НАДЕЖДА
Уходишь. Гуще сумрак серый.
Я не окликну. Бог с тобою.
Боишься, мрак разлучит с верой,
Как разлучил уже с любовью?
Слова прощального привета –
А лампа гаснет понемногу.
И я не выйду горечь света
Ронять на темную дорогу.
Все сочтено душой моею,
Тревожно замершей на кромке.
Она пытливей и смутнее
Окна, раскрытого в потемки.
Дневная кончилась морока
Подобно долгому недугу.
Я с ночью встречусь у порога –
И ночь мне будет за подругу.
Болеслав Лесьмян
КУКЛА
Я – кукла. Светятся серьги росой нездешнего мира,
И сном по шелковой яви на платье вытканы маки.
Люблю фаянсовый взгляд мой и клейкий запах кармина,
Который смертным румянцем горит на матовом лаке.
Люблю в полуденном солнце лежать на стройном диване,
Где скачут зайчики света и где на выгнутой спинке
Безногий ирис витает у ног задумчивой лани,
А в тихой вечности плюша гнездо свивают пылинки.
Признательна я девчурке за то, что с таким терпеньем
Безжизненностью моею играет, не уставая.
Сама за меня лепечет и светится вдохновеньем –
И кажется временами, что я для нее живая.
И мне по руке гадая, пророчит она, что к маю,
Взяв хлеб и зарю в дорогу, предамся я воле божьей
И побреду, босоногая, по Затудальнему краю,
Чтоб на губах у бродяги поцеловать бездорожье.
Однажды судьба невзлюбит – и вот я собьюсь с дороги,
Останусь одна на свете, гонимая отовсюду,
Уйду от земли и неба и там, на чужом пороге,
Забыта жизнью и смертью, сама себя позабуду.
Подобна я человеку – тому, Который Смеется.
Я книгу эту читала... Премудростям алфавита
Я, словно грехам, училась – и мне иногда сдается,
Что я, как почтовый ящик, словами битком набита.
Хочу написать я повесть, в которой две героини.
И главная – Прадорожка, ведущая в Прадубравье,
Куда схоронилась Кукла, не найденная доныне, –
Сидит и в зеркальце смотрит, а сердце у ней купавье.
Два слова всего и знает, и Смерть называет Мамой,
А Папой могильный холмик. И все для нее потеха...
Голодные сновиденья снуют над пустою ямой,
А кукла себе смеется и вслушивается в эхо...
Конец такой: Прадорожка теряет жизнь на уступе...
Намеки на это были. Смотри начальные главы...
И гибнет кукла-смеялка с четой родителей вкупе.
И под конец остаются лишь зеркальце да купавы.
Писать ли мне эту повесть? Становятся люди суше,
И сказка уже не в моде – смешней париков и мушек...
Цветного стиха не стало... Сереют сады и души.
А мне пора отправляться в лечебницу для игрушек.
Заштопают дыры в бедрах, щербины покроют лаком,
Опять наведут улыбку – такую, что станет тошно, –
И латаные красоты снесут напоказ зевакам
И выставят на витрине, чтоб выглядели роскошно.
Цена моя будет падать, а я – все стоять в окошке,
Пока не воздену горько, налитая мглой до края,
Ладони мои – кривые и вогнутые, как ложки, –
К тому, кто шел на Голгофу, не за меня умирая.
И он, распятые руки раскрыв над смертью и тленом
И зная, что роль игрушки давно мне играть немило,
Меня на пробу бессмертья возьмет по сниженным ценам –
Всего за одну слезинку, дошедшую из могилы!
К.И. Галчинский
САПОГИ ШИМОНА
Ладил Шимон сапоги и сапожки,
а между делом играл на гармошке:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
И хоть не знали люди об этом,
только гармошка была с секретом –
скряге, вояке, хлюсту и крале
резала правду, ежели врали:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Старый Шимон поучал за делами:
– Кривда и правда – как пепел и пламя.
Правда, сынок, не коптилка в окошке.
Правду на стол – от стола головешки.
Умер сапожник. Но золотая
ниточка песни перевитая,
песни зеленой, той, что вплеталась
в ранты и прошвы, – там и осталась:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Раз в мастерскую зашел агитатор,
важная шишка и видный оратор,
клявшийся всем увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.
Вынул бумажник кордовской кожи,
взял себе пару полусапожек
и удалился гордо и чинно.
Знал бы, какая в них чертовщина!
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Выпил оратор, вышел на площадь,
снова речами горло полощет,
пообещал увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.
Но у трибуны свист соловьиный
слушают люди с кислою миной,
кто усмехнется, кто негодует:
– Малый блефует – значит, надует.
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
А как пошло про высшие цели,
полусапожки тут и запели,
ну а с треклятым “Ой ради ради”,
раз зазвучало, дьявол не сладит.
Целую площадь полусапожки
разбередили звуком гармошки,
от педагога до коновала
все под гармошку затанцевало.
Пляшут в заулке, пляшут в аллейке,
мастеровые и белошвейки,
бабы и дети, папы и мамы,
пляшут мазилы нашей рекламы,
пляшут путейцы и проводницы,
няни, цыгане, кони, возницы,
официанты и брадобреи,
ангелы, черти, турки, евреи,
даже начальство нашего града,
хоть и пузато, пляшет как надо:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Тут и сапожки – цок каблуками,
с ног соскочили и поскакали.
Вскачь друг о друга бьют голенища.
Босой оратор скулит, как нищий.
Не помогает вой словоблуда,
дело с концами – чудо есть чудо:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
За сапогами, за каблуками
мастеровые с призывниками
двинули следом что было силы,
вывески прокляв, скачут мазилы,
бабы и дети, люд с водокачки,
няни, цыгане, пекари, прачки,
даже чиновник из магистрата
скачет не хуже нашего брата.
Все потянулось длинной колонной
в мир отдаленный, вечно зеленый,
где позабыты войны и схватки,
где у любого денег в достатке,
сайкой и сказкой тешатся дети
и не бывает пусто в кисете.
Двинулись, будто на богомолье,
и агитатор шел поневоле,
нищий с богатым, муфтий с аббатом,
ангел с отпетым, цадик с рогатым,
дурень с портфелем, умный с заначкой,
поэт с тетрадкой, слепой с собачкой
в свете небесном шли к поднебесью,
шли, провожая зеленую песню:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Гей по дороге, вольной, не панской,
за каблуками, дробью цыганской,
в паре сапожек, шитой Шимоном,
песенка вьется цветом зеленым:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
***
Если разлюбишь однажды, не говори мне об этом.
Бог поступает иначе – из запредельности синей
мор насылая и голод, с нами прощается светом,
зная прекрасно, что станет оазис пустыней.
Пабло Неруда
Осенняя бабочка
Кружится бабочка на солнце,
вся загораясь временами.
Листа коснется, остывая,
частица пламени живая –
и лист колышет это пламя.
Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И что-то тоже говорил я.
И лето жатвою сменилось.
Печальных рук сухие кисти
на горизонт роняет осень,
И сердце сбрасывает листья.
Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
Все на земле, друзья, проходит.
Все покидает и минует.
И та рука, что нас водила,
нас покидает и минует.
И те цветы, что мы срываем.
И губы той, что нас целует.
Вода и тень, и звон стакана –
все покидает и минует.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
А солнце лижет мои руки
и говорит: – Тебе приснилось.
И ты не болен, это бредни.
Взлетает бабочка и чертит
круг огнецветный
и последний.
Ф. Пессоа
***
Уже за кромкой моря кливера!
Так горизонт ушедшего скрывает.
Не говори у смертного одра:
"Кончается". Скажи, что отплывает.
О море, непроглядное вдали,
Напоминай, чтоб верили и ждали!
В круговороте смерти и земли
Душа и парус выплывут из дали.
--------------------- --------------------------- - -----------------------------
Человек жив, пока жива память о нём.
Анатолий Михайлович оставил по себе добрую память.
Его переводы дарят радость постижения тайны всем, кто прикасается к великому чуду поэзии.
Любим и помним.
Есть у Федерико Гарсиа Лорка такое произведение, КОГДА ПРОЙДЁТ ПЯТЬ ЛЕТ, "легенда о времени в трех действиях и пяти картинах".
Стихотворную его часть бесподобно перевёл Анатолий Михайлович Гелескул.
И сегодня — пять лет, как его не стало.
...................................................... ...............................................
Впервые я увидел Анатолия Михайловича в 2007 году, девять лет назад.
Собственно говоря, тогда мы и познакомились.
Хмурый московский вечер, Овальный зал Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино на Николоямской, 6.
Гильдия "Мастера литературного перевода" вручает ежегодную переводческую премию "Мастер".
Поднимается и выходит вперед невысокий, худой человек.
Негромким, глуховатым голосом говорит слова благодарности за оценку своей работы.
И начинает читать свои переводы.
Это был первый и последний раз, когда я слышал выступление Анатолия Михайловича со сцены вживую.
Не по бумажке, наизусть.
С испанского, польского, французского.
Он читал так, как может прочитать лишь автор.
Потом, не один раз, я бывал на многих выступлениях и вечерах, где переводы Гелескула читали разные люди: любители поэзии, переводчики, известные поэты и даже профессиональные актёры.
Но тот, первый, раз — запомнился лучше всего.
Я слушал строки, которые читал до этого много раз, которые знал наизусть — и всё воспринималось по-новому, как в первый раз, много лет назад, когда я открыл для себя поэтическую вселенную Гелескула.
Бесконечно жаль, что не было возможности сделать видеосъёмку того вечера.
Но упущенного не вернуть.
Да и не любил он официальщины, терпеть не мог шумихи и внимания к себе.
И вот, сегодня, когда прошло уже пять лет, как его нет с нами, но есть и будет его Поэзия, магия его слова, я хочу вспомнить несколько стихотворений, которые я услышал в тот вечер.
----------------------- --------------------------- ---------------------- ---
Ф.Г. Лорка
***
Август. Персики и цукаты,
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.
И смеется тайком початок
смехом желтым, как летний зной.
Снова август. И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.
ПРЕЛЮДИЯ
И тополя уходят –
но след их озерный светел.
И тополя уходят –
но нам оставляют ветер.
И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет –
и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Леопольд Стафф
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали –
Ненастного мира нездешние гостьи –
Искать себе места на тихм погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука –
Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то – не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота – и чужие хоронят...
А где-то пожаром спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...
То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
НАДЕЖДА
Уходишь. Гуще сумрак серый.
Я не окликну. Бог с тобою.
Боишься, мрак разлучит с верой,
Как разлучил уже с любовью?
Слова прощального привета –
А лампа гаснет понемногу.
И я не выйду горечь света
Ронять на темную дорогу.
Все сочтено душой моею,
Тревожно замершей на кромке.
Она пытливей и смутнее
Окна, раскрытого в потемки.
Дневная кончилась морока
Подобно долгому недугу.
Я с ночью встречусь у порога –
И ночь мне будет за подругу.
Болеслав Лесьмян
КУКЛА
Я – кукла. Светятся серьги росой нездешнего мира,
И сном по шелковой яви на платье вытканы маки.
Люблю фаянсовый взгляд мой и клейкий запах кармина,
Который смертным румянцем горит на матовом лаке.
Люблю в полуденном солнце лежать на стройном диване,
Где скачут зайчики света и где на выгнутой спинке
Безногий ирис витает у ног задумчивой лани,
А в тихой вечности плюша гнездо свивают пылинки.
Признательна я девчурке за то, что с таким терпеньем
Безжизненностью моею играет, не уставая.
Сама за меня лепечет и светится вдохновеньем –
И кажется временами, что я для нее живая.
И мне по руке гадая, пророчит она, что к маю,
Взяв хлеб и зарю в дорогу, предамся я воле божьей
И побреду, босоногая, по Затудальнему краю,
Чтоб на губах у бродяги поцеловать бездорожье.
Однажды судьба невзлюбит – и вот я собьюсь с дороги,
Останусь одна на свете, гонимая отовсюду,
Уйду от земли и неба и там, на чужом пороге,
Забыта жизнью и смертью, сама себя позабуду.
Подобна я человеку – тому, Который Смеется.
Я книгу эту читала... Премудростям алфавита
Я, словно грехам, училась – и мне иногда сдается,
Что я, как почтовый ящик, словами битком набита.
Хочу написать я повесть, в которой две героини.
И главная – Прадорожка, ведущая в Прадубравье,
Куда схоронилась Кукла, не найденная доныне, –
Сидит и в зеркальце смотрит, а сердце у ней купавье.
Два слова всего и знает, и Смерть называет Мамой,
А Папой могильный холмик. И все для нее потеха...
Голодные сновиденья снуют над пустою ямой,
А кукла себе смеется и вслушивается в эхо...
Конец такой: Прадорожка теряет жизнь на уступе...
Намеки на это были. Смотри начальные главы...
И гибнет кукла-смеялка с четой родителей вкупе.
И под конец остаются лишь зеркальце да купавы.
Писать ли мне эту повесть? Становятся люди суше,
И сказка уже не в моде – смешней париков и мушек...
Цветного стиха не стало... Сереют сады и души.
А мне пора отправляться в лечебницу для игрушек.
Заштопают дыры в бедрах, щербины покроют лаком,
Опять наведут улыбку – такую, что станет тошно, –
И латаные красоты снесут напоказ зевакам
И выставят на витрине, чтоб выглядели роскошно.
Цена моя будет падать, а я – все стоять в окошке,
Пока не воздену горько, налитая мглой до края,
Ладони мои – кривые и вогнутые, как ложки, –
К тому, кто шел на Голгофу, не за меня умирая.
И он, распятые руки раскрыв над смертью и тленом
И зная, что роль игрушки давно мне играть немило,
Меня на пробу бессмертья возьмет по сниженным ценам –
Всего за одну слезинку, дошедшую из могилы!
К.И. Галчинский
САПОГИ ШИМОНА
Ладил Шимон сапоги и сапожки,
а между делом играл на гармошке:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
И хоть не знали люди об этом,
только гармошка была с секретом –
скряге, вояке, хлюсту и крале
резала правду, ежели врали:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Старый Шимон поучал за делами:
– Кривда и правда – как пепел и пламя.
Правда, сынок, не коптилка в окошке.
Правду на стол – от стола головешки.
Умер сапожник. Но золотая
ниточка песни перевитая,
песни зеленой, той, что вплеталась
в ранты и прошвы, – там и осталась:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Раз в мастерскую зашел агитатор,
важная шишка и видный оратор,
клявшийся всем увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.
Вынул бумажник кордовской кожи,
взял себе пару полусапожек
и удалился гордо и чинно.
Знал бы, какая в них чертовщина!
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Выпил оратор, вышел на площадь,
снова речами горло полощет,
пообещал увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.
Но у трибуны свист соловьиный
слушают люди с кислою миной,
кто усмехнется, кто негодует:
– Малый блефует – значит, надует.
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
А как пошло про высшие цели,
полусапожки тут и запели,
ну а с треклятым “Ой ради ради”,
раз зазвучало, дьявол не сладит.
Целую площадь полусапожки
разбередили звуком гармошки,
от педагога до коновала
все под гармошку затанцевало.
Пляшут в заулке, пляшут в аллейке,
мастеровые и белошвейки,
бабы и дети, папы и мамы,
пляшут мазилы нашей рекламы,
пляшут путейцы и проводницы,
няни, цыгане, кони, возницы,
официанты и брадобреи,
ангелы, черти, турки, евреи,
даже начальство нашего града,
хоть и пузато, пляшет как надо:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Тут и сапожки – цок каблуками,
с ног соскочили и поскакали.
Вскачь друг о друга бьют голенища.
Босой оратор скулит, как нищий.
Не помогает вой словоблуда,
дело с концами – чудо есть чудо:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
За сапогами, за каблуками
мастеровые с призывниками
двинули следом что было силы,
вывески прокляв, скачут мазилы,
бабы и дети, люд с водокачки,
няни, цыгане, пекари, прачки,
даже чиновник из магистрата
скачет не хуже нашего брата.
Все потянулось длинной колонной
в мир отдаленный, вечно зеленый,
где позабыты войны и схватки,
где у любого денег в достатке,
сайкой и сказкой тешатся дети
и не бывает пусто в кисете.
Двинулись, будто на богомолье,
и агитатор шел поневоле,
нищий с богатым, муфтий с аббатом,
ангел с отпетым, цадик с рогатым,
дурень с портфелем, умный с заначкой,
поэт с тетрадкой, слепой с собачкой
в свете небесном шли к поднебесью,
шли, провожая зеленую песню:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
Гей по дороге, вольной, не панской,
за каблуками, дробью цыганской,
в паре сапожек, шитой Шимоном,
песенка вьется цветом зеленым:
Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.
***
Если разлюбишь однажды, не говори мне об этом.
Бог поступает иначе – из запредельности синей
мор насылая и голод, с нами прощается светом,
зная прекрасно, что станет оазис пустыней.
Пабло Неруда
Осенняя бабочка
Кружится бабочка на солнце,
вся загораясь временами.
Листа коснется, остывая,
частица пламени живая –
и лист колышет это пламя.
Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И что-то тоже говорил я.
И лето жатвою сменилось.
Печальных рук сухие кисти
на горизонт роняет осень,
И сердце сбрасывает листья.
Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
Все на земле, друзья, проходит.
Все покидает и минует.
И та рука, что нас водила,
нас покидает и минует.
И те цветы, что мы срываем.
И губы той, что нас целует.
Вода и тень, и звон стакана –
все покидает и минует.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
А солнце лижет мои руки
и говорит: – Тебе приснилось.
И ты не болен, это бредни.
Взлетает бабочка и чертит
круг огнецветный
и последний.
Ф. Пессоа
***
Уже за кромкой моря кливера!
Так горизонт ушедшего скрывает.
Не говори у смертного одра:
"Кончается". Скажи, что отплывает.
О море, непроглядное вдали,
Напоминай, чтоб верили и ждали!
В круговороте смерти и земли
Душа и парус выплывут из дали.
--------------------- --------------------------- - -----------------------------
Человек жив, пока жива память о нём.
Анатолий Михайлович оставил по себе добрую память.
Его переводы дарят радость постижения тайны всем, кто прикасается к великому чуду поэзии.
Любим и помним.
четверг, 30 июля 2015
***
"Ты говоришь, что наш огонь погас.."
Д. Кедрин
Мая зелёный костёр — тот, что горит за окном, —
Завтра спадёт с тополей пеплом забвенья в траву.
И закипит моя кровь тёмным июльским вином,
Мысль отправляя в полёт, в августа синеву.
Лето, как бешеный конь, вырвет из рук удила,
Сбрасывая седока, в осень рванёт напрямик...
...................................................... ..............
Светлая птица любви, с росчерком быстрым крыла
Шлёт нам с тобою привет — долгий ликующий крик.
Светлую птицу любви, что не боится тоски,
Кормим с тобою из рук, слушаем песни вдвоём...
И ничего, что зима запорошила виски,
И ничего, что в груди — сердца стихающий гром,-
Счастье — улыбка и взгляд, прикосновенье руки...
Пусть утекает навек жизнь, как речная вода, —
В нашей вселенной с тобой, времени вопреки,
Мая зелёный костёр не отгорит никогда.
"Ты говоришь, что наш огонь погас.."
Д. Кедрин
Мая зелёный костёр — тот, что горит за окном, —
Завтра спадёт с тополей пеплом забвенья в траву.
И закипит моя кровь тёмным июльским вином,
Мысль отправляя в полёт, в августа синеву.
Лето, как бешеный конь, вырвет из рук удила,
Сбрасывая седока, в осень рванёт напрямик...
...................................................... ..............
Светлая птица любви, с росчерком быстрым крыла
Шлёт нам с тобою привет — долгий ликующий крик.
Светлую птицу любви, что не боится тоски,
Кормим с тобою из рук, слушаем песни вдвоём...
И ничего, что зима запорошила виски,
И ничего, что в груди — сердца стихающий гром,-
Счастье — улыбка и взгляд, прикосновенье руки...
Пусть утекает навек жизнь, как речная вода, —
В нашей вселенной с тобой, времени вопреки,
Мая зелёный костёр не отгорит никогда.
пятница, 02 августа 2013
***
Это значит, что всё впереди,
Но уже на другом берегу.
Р. Ивнев
Разливается грусть по пустому пространству вокзала,
Уходящего поезда скрылся последний вагон...
На прощание жизнь ничего нам с тобой не сказала,
Но не будем жалеть и махать заполошно вдогон.
Вроде, вечность была впереди... Только память осталась.
Подведенье итогов короче, чем сны наяву.
Бесконечность пути превращается в горькую малость;
Я билеты на поезд без тени сомненья порву.
Не бывает дорОг без конца, но конец - лишь начало;
Расписанье иное - как солнечный луч на стене.
Не печалься о том, что стаккато колёс отзвучало:
Новый путь позовёт за собой. Почему бы и нет?
И, земной колее отбивая земные поклоны,
Вознесёмся туда, где не будет тревог и скорбей.
..........................................................................
На подножке того, что уже не догнать нам, вагона,
Плачет жизнь, как ребёнок.
А мы - улыбаемся ей.
Это значит, что всё впереди,
Но уже на другом берегу.
Р. Ивнев
Разливается грусть по пустому пространству вокзала,
Уходящего поезда скрылся последний вагон...
На прощание жизнь ничего нам с тобой не сказала,
Но не будем жалеть и махать заполошно вдогон.
Вроде, вечность была впереди... Только память осталась.
Подведенье итогов короче, чем сны наяву.
Бесконечность пути превращается в горькую малость;
Я билеты на поезд без тени сомненья порву.
Не бывает дорОг без конца, но конец - лишь начало;
Расписанье иное - как солнечный луч на стене.
Не печалься о том, что стаккато колёс отзвучало:
Новый путь позовёт за собой. Почему бы и нет?
И, земной колее отбивая земные поклоны,
Вознесёмся туда, где не будет тревог и скорбей.
..........................................................................
На подножке того, что уже не догнать нам, вагона,
Плачет жизнь, как ребёнок.
А мы - улыбаемся ей.
среда, 31 июля 2013
...из любимых переводов:
Шарль Бодлер
ТУМАНЫ И ДОЖДИ
Снег, осеннюю грязь и весеннюю талость
Я любил, и любовь эта в сердце осталась,
В непогоду душа погружается в сон,
Как в туманное завтра моих похорон.
На безлюдьи, в размытой дождем панораме,
Где беснуются ветры, скрипя флюгерами,
Неприкаянный дух мой не ищет тепла,
На лету раскрывая вороньи крыла.
Что желанней душе, если стала пустыней,
Той душе, на которой смерзается иней,
Чем туман, нашей хляби бескровный король
И предвестие стужи, проникшее в щели?
Лишь неведомо, с кем на случайной постели
Под одной простыней убаюкивать боль.
_______________________________________________
Т. Гайцы
Пристань
Я вернусь, воскрешенный тоскою,
словно в зеркале призрак белесый,
и пойду, как рука, за строкою,
по земле, где кресты как березы,
где бессменная очередь вдовья
на могилах как черные свечи
и где скорбные доски готовят,
глядя в небо, как Сын Человечий.
Тот же дятел в лесу задолдонит,
та же балка, как огненный слиток,
промелькнет, и на синей ладони
спрячут листья ленивых улиток,
вновь на грустные мысли настроит
тот же голос на том же пороге,
и та самая женщина вскроет
моих писем мудреные строки.
Все припомню, сегодняшний, здешний, -
рельсы в отзвуках парного бега,
городские огни как черешни
и одышку фабричного эха…
Я верну имена безымянным,
всех жалея и кланяясь всем,
и воскреснут мечты и обманы
с потаенной печалью - зачем?
Лихолетье исхожено мною,
и когда оборвутся следы
и затерянный в сумерках поля
зарастет бугорок под сосною,
я вернусь еще в ваши застолья
сновиденьем далекой звезды.
Шарль Бодлер
ТУМАНЫ И ДОЖДИ
Снег, осеннюю грязь и весеннюю талость
Я любил, и любовь эта в сердце осталась,
В непогоду душа погружается в сон,
Как в туманное завтра моих похорон.
На безлюдьи, в размытой дождем панораме,
Где беснуются ветры, скрипя флюгерами,
Неприкаянный дух мой не ищет тепла,
На лету раскрывая вороньи крыла.
Что желанней душе, если стала пустыней,
Той душе, на которой смерзается иней,
Чем туман, нашей хляби бескровный король
И предвестие стужи, проникшее в щели?
Лишь неведомо, с кем на случайной постели
Под одной простыней убаюкивать боль.
_______________________________________________
Т. Гайцы
Пристань
Я вернусь, воскрешенный тоскою,
словно в зеркале призрак белесый,
и пойду, как рука, за строкою,
по земле, где кресты как березы,
где бессменная очередь вдовья
на могилах как черные свечи
и где скорбные доски готовят,
глядя в небо, как Сын Человечий.
Тот же дятел в лесу задолдонит,
та же балка, как огненный слиток,
промелькнет, и на синей ладони
спрячут листья ленивых улиток,
вновь на грустные мысли настроит
тот же голос на том же пороге,
и та самая женщина вскроет
моих писем мудреные строки.
Все припомню, сегодняшний, здешний, -
рельсы в отзвуках парного бега,
городские огни как черешни
и одышку фабричного эха…
Я верну имена безымянным,
всех жалея и кланяясь всем,
и воскреснут мечты и обманы
с потаенной печалью - зачем?
Лихолетье исхожено мною,
и когда оборвутся следы
и затерянный в сумерках поля
зарастет бугорок под сосною,
я вернусь еще в ваши застолья
сновиденьем далекой звезды.
..стихотворение двухлетней давности
***
Маленькому бездомному котику,
живущему в нашем дворе.
Маленький рыжий котёнок, что бегает по двору...
Жизнь твоя - листик осенний, кружит на ветру.
.......................................................................
Вот уже лето летит, разгоняется под гору...
Только тебя, пострелёнок, с собой не берут.
И остаёшься приёмышем - с осенью-мачехой,
С той, что тебя невзначай доведёт до зимы .
Голод, мороз.. С этим грузом счетов неоплаченных
Ты незнаком, среди детской святой кутерьмы.
Свет ожиданья живёт в твоём сердце доверчивом!
Тычешься носом, восьмёрку кружишь между ног...
Ты ведь ничей. На удачу рассчитывать нечего.
Многих из вас ожидает печальный итог.
Что ж пожелать тебе, рыжик, назло неизбежности?
Чтоб на пути повстречалась родная душа,
Взявшая на руки и окрылённая нежностью,
К счастью дорогу открывшая для малыша.
Маленький рыжий котёнок, что солнечным зайчиком
Катится по двору, смотрит с надеждой в глаза...
.............................................................................
Радость любви, что кому-то судьбой предназначена.
Тучки осенней скупая и злая слеза.
***
Маленькому бездомному котику,
живущему в нашем дворе.
Маленький рыжий котёнок, что бегает по двору...
Жизнь твоя - листик осенний, кружит на ветру.
.......................................................................
Вот уже лето летит, разгоняется под гору...
Только тебя, пострелёнок, с собой не берут.
И остаёшься приёмышем - с осенью-мачехой,
С той, что тебя невзначай доведёт до зимы .
Голод, мороз.. С этим грузом счетов неоплаченных
Ты незнаком, среди детской святой кутерьмы.
Свет ожиданья живёт в твоём сердце доверчивом!
Тычешься носом, восьмёрку кружишь между ног...
Ты ведь ничей. На удачу рассчитывать нечего.
Многих из вас ожидает печальный итог.
Что ж пожелать тебе, рыжик, назло неизбежности?
Чтоб на пути повстречалась родная душа,
Взявшая на руки и окрылённая нежностью,
К счастью дорогу открывшая для малыша.
Маленький рыжий котёнок, что солнечным зайчиком
Катится по двору, смотрит с надеждой в глаза...
.............................................................................
Радость любви, что кому-то судьбой предназначена.
Тучки осенней скупая и злая слеза.
вторник, 30 июля 2013
Светлой памяти Анатолия Михайловича Гелескула посвящаю.
в День рождения
...в васильках, как в воде, отразился июльский закат -
На неброском букете, на старом Введенском погосте.
Прошлых встреч берега не воротит нам Время-река;
Уж простите за то, что без спросу приходим к Вам в гости.
Лёгкий дождик всплакнул и затих. Шелестела листва,
Яркой бабочки тень промелькнула, коснувшись покоя,
А мне слышалось - голос знакомый чеканит слова,
А мне виделись - строки, что вязью бегут за рукою....
Улыбается нам из своей невозвратной дали
Каждой рифмой, строкой, незабвенно и неповторимо...
..............................................................................
Васильковое солнце, склонившись до самой земли,
Шлёт ЛЮБОВЬ уходящему Млечным Путём пилигриму.
21.07.2012г., Введенское(Немецкое) кладбище.
в День рождения
...в васильках, как в воде, отразился июльский закат -
На неброском букете, на старом Введенском погосте.
Прошлых встреч берега не воротит нам Время-река;
Уж простите за то, что без спросу приходим к Вам в гости.
Лёгкий дождик всплакнул и затих. Шелестела листва,
Яркой бабочки тень промелькнула, коснувшись покоя,
А мне слышалось - голос знакомый чеканит слова,
А мне виделись - строки, что вязью бегут за рукою....
Улыбается нам из своей невозвратной дали
Каждой рифмой, строкой, незабвенно и неповторимо...
..............................................................................
Васильковое солнце, склонившись до самой земли,
Шлёт ЛЮБОВЬ уходящему Млечным Путём пилигриму.
21.07.2012г., Введенское(Немецкое) кладбище.